– Это действительно была удача? – осторожно осведомляюсь я. – Или же ты пытался произвести впечатление на отца?

Мне хочется добавить: «Вот почему ты не выносишь конфликты?» Ладно, обойдемся без Фрейда.

Несколько минут Алекс молча размышляет.

– Вероятно, – говорит он наконец. – Вероятно, и до сих пор пытаюсь. – С лукавой усмешкой он поворачивается ко мне: – Тебе непременно нужно быть всегда правой?

Я усмехаюсь в ответ: гол! И снова трогаю машину. Алексу определенно хочется облегчить душу, и вскоре он делает глубокий вдох.

– Иногда я опасаюсь, что идеи могут иссякнуть, – начинает он каким-то странным тоном. – Не знаю, кем я буду без них. Иногда я кажусь себе просто пустым сосудом, который выдает идеи.

– Ты остроумный, обалденный, сексуальный парень, – немедленно возражаю я.

Алекс улыбается, как будто я пошутила, и я вижу, что он не притворяется. Он действительно так чувствует. Я просто не могу поверить, что мне приходится утешать Алекса Эсталиса.

– А что бы ты стал делать, – спрашиваю я импульсивно, – если бы тебе не нужно было носиться по миру, создавая концепции брендов, которые получают премии?

– Хороший вопрос. – Лицо Алекса озаряется. – Я бы жил на ферме. Водил джип. Знаешь, это был самый большой кайф за долгие годы. Ел бы лепешки Бидди. – Мы останавливаемся во дворе, и Алекс переплетает свои пальцы с моими, лежащими на руле. – Каждый день целовал бы красивую девушку.

– Тебе бы пришлось найти ферму с красивой девушкой в придачу, – замечаю я.

– А разве не все фермы идут в комплекте с красивой девушкой? – Его темные глаза сияют. – Во всяком случае, эта такая.

Красивая. Опять это слово. Мне хочется вечно хранить его в своем сердце. Но я непринужденно улыбаюсь, словно ничего не слышала, и отвечаю на заданный вопрос:

– Нет, не все.

– Тогда я задал бы поиск. Все включено: ванная комната, поле с овцами, красивая девушка с веснушками. – Он дотрагивается до моего носа. – Честное слово, я думаю, что есть только одна такая.

Алекс наклоняется и целует меня. И это снова тот чудесный, нежный Алекс, который стал для меня таким сюрпризом. Честное слово, я влюблена в этого парня. И не могу найти ни единого аргумента против – кроме голоса Деметры, который звучит у меня в мозгу: «Женщина, которая свяжется с Алексом, просто сумасшедшая».

Почему же сумасшедшая? Мне нужно с ней поговорить.

– Может быть, тебе больше не следует быть боссом, – говорю я, когда мы наконец отстраняемся друг от друга. – Не уверена, что это приносит тебе радость.

– Возможно, ты права. – Он с отсутствующим видом кивает, а потом вдруг внимательно смотрит на меня. – А вот тебе, Кейти, следует быть боссом. И в один прекрасный день ты им станешь. Я это знаю. Ты будешь замечательным боссом.

– Что? – переспрашиваю я недоверчиво.

– Ну да! – Он кивает, словно это само собой разумеется. – У тебя есть все необходимые качества, которых нет у меня. Есть подход к людям. Я недавно наблюдал, как ты строила уборщицу. Ты знаешь, чего хочешь, и умеешь добиваться этого без потерь. Это особый дар.

Пристально смотрю на Алекса. Никто никогда не говорил мне ничего подобного, и срабатывает защитный рефлекс. А может быть, он говорит это просто по доброте душевной? Однако не похоже, чтобы он просто пытался сделать мне комплимент. И тон у него совсем не покровительственный.

– Пошли. – Он открывает дверцу. – Не могу больше оттягивать этот ужасный момент. Давай узнаем, не вернулась ли Деметра.

Я, вообще-то, надеюсь, что Деметра уже в фермерском доме. Надеюсь, что она нас встретит, привычно распустив павлиний хвост, и расскажет историю, как все уладила и поговорила с Адрианом, и теперь все в порядке. Но Деметры не видно.

Полуденное золотистое сияние померкло, и папа уже разжег костер в центре кемпинга. По вечерам во вторник у нас всегда костер, сосиски, маршмеллоу, поджаренные на огне, и импровизированный концерт. Все любят костер и концерт – особенно после нескольких банок пива. Правда, наш репертуар зависит от того, какие у нас гламперы. (Однажды у нас гостил парень, который работал бэк-вокалистом у Стинга. Это было изумительно. Но на прошлой неделе солировал мой папа – типа «Я-знаю-весь-репертуар-королевы-послушайте-меня!». Это было плохо.)

Бидди расхаживает по дорожке, зажигая фонарики. При моем приближении она поднимает глаза и улыбается.

– Привет! – говорю я, запыхавшись. – Ты видела Деметру?

– Деметру? Нет, дорогая. Я думала, она уехала в Лондон.

– Да, уехала. Но я считала, что она могла вернуться… – Вздыхаю и перевожу взгляд на Алекса. Он стоит на краю кемпинга, горестно глядя в телефон. Должно быть, получил почту.

– Послушай, пока что ты ничего не можешь сделать, – говорю я, хлопая его по плечу. – Почему бы не посидеть у костра, не расслабиться?

Обычно костер пробуждает во взрослом ребенка. Надеюсь, что он создаст у Алекса игривый настрой, который я так люблю. Садимся на траву, и пламя бросает оранжевый отсвет на наши лица. Знакомый запах дымка, треск и шипение огня сразу же действуют благотворно. Я поворачиваюсь, проверяя, расслабился ли Алекс. Но у него напряженный и озабоченный вид. Учитывая ситуацию, я не могу его в этом винить.

А вот все остальные веселятся от души. Гламперы поджаривают маршмеллоу, насадив зефирины на длинные металлические вилки. Время от времени Джайлс подбрасывает в огонь растопку для костра, чтобы усилить пламя. Я вежливо наклоняюсь к нему:

– Знаете… это небезопасно для детей.

– Но это же весело, – оправдывается он, однако повинуется и принимается за свое пиво.

Я с облегчением вздыхаю. Только этого нам не хватало: чтобы пламя опалило кому-нибудь брови. Нет, конечно, у нас имеются огромные ведра с водой, размещенные в стратегических точках, но все равно такие приключения ни к чему.

По другую сторону костра, кажется, начинается ссора.

– Прекратите! – вдруг восклицает Сьюзи, и я понимаю, что скандал уже в самом разгаре. – Конечно, никому, кроме вас, ничего не нужно! – сердито обращается она к Клио. – Ваши дети захватили все самые лучшие места, все вилки…

– Ради бога, – отвечает Клио, растягивая слова. – Это же костер. Расслабьтесь.

– Я расслаблюсь, когда мои дети смогут поджаривать маршмеллоу так же, как ваши…

– А вот и мы! – слышится бодрый голос моего папы. Мы все поднимаем глаза и видим, как папа бежит вприпрыжку, звеня колокольчиками. На нем белые брюки и жилет, к ногам прикреплены колокольчики, в руках трещотки. Из CD-плеера на траве доносится звук аккордеона. – Ла-ла-ла! – Папа напевает, перескакивая с одной строчки на другую. – Ла-ла-ла… И-раз-и-два…

– Фермер Мик! – кричат дети, словно он знаменитость. – Фермер Мик!